Деконструкция жива

Саадан Афиф — французский постконцептуалист, работающий с драматическим текстом, поэзией и музыкой, уделяющий особое внимание процессуальной составляющей искусства. На 6-й Московской биеннале команда Афифа работала не только в павильоне, но и за его пределами, устанавливая контакт с широкой аудиторией. Марина Симакова комментирует процесс.

Image

Исполнение работы Афифа заключается в свободном распространении кислотно-зеленых флаеров с короткими фрагментами текста и репликами, написанными крупным шрифтом. Усилиями команды художника флаеры попадают в руки посетителей биеннале и случайных прохожих, гуляющих по территории ВДНХ. Текст, присутствующий на флаерах, представляет собой произвольные цитаты из пьесы «Король Убю», широко известной во Франции и присутствующей в репертуаре нескольких российских театров.

«Король Убю» — это пьеса 1894 года, написанная французским писателем Альфредом Жарри, ставшим впоследствии одним из ориентиров для сюрреалистов. Поставленная спустя два года после того, как она была написана, пьеса вызвала большой резонанс. В пьесе рассказывается про некоего папашу Убю, который решает свергнуть польского короля, что ему вскоре и удается. Вступив на трон, он отправляет князей, судей, финансистов-налоговиков в «каменную дыру», а крестьян облагает огромным налогом и таким образом в считанные дни избавляется от тех, на ком держится королевская власть. Тем временем, оставшийся в живых 14-летний наследник убитого короля собирается мстить за отца, бывший сообщник Убю — за несправедливое обращение с ним и остальными подданными, а вскоре к делу подключается еще и русский царевич Алексей со своей армией. Вместе они освобождают Польшу от тирана, обрекая Убю на унизительное бегство. Пустившись в дальнее плавание, Убю, который никогда не признает ни собственной неправоты, ни поражения, заявляет, что совершенно не жалеет о потерянной короне, ибо слишком эта корона тяжела.

Image

Достаточно прочесть всего несколько реплик Убю, чтобы понять, что он откровенно глуп, жаден и жалок, и выдуман таким, чтобы внушать читателю и театральному зрителю всяческое отвращение. При этом все отвратительные качества человеческой натуры выглядят действительно смешно, благодаря тому, что собраны вместе, в одном персонаже, и демонстрируются словно через увеличительное стекло. Этот эффект достигается благодаря повсеместно используемому гротеску и совершенно раблезианской атмосфере пьесы (стилистически, впрочем, весьма от Рабле далекой). В пьесе часто используется игра слов, в особенности, переиначенные и исковерканные ругательства. Не совсем понятно, почему для контакта с аудиторией была выбрана пьеса, содержание и языковое своебразие которой настолько теряется в переводе — в особенности безо всякой укорененности в контексте. Однако можно предположить, что избавление от контекстуального прочтения, как и привычки воспринимать литературное произведение в его целостности, и есть метод художника. Саадан Афиф вообще известен своим интересом к деконструкции и соответствующей работой с чужими текстами.


Image

Неожиданно оказываясь в руках у прохожих, текст покидает территорию литературы, превращаясь в набор отдельных афоризмов — без истории и нарративной связи. Одновременно с этим он становится ненавязчивым комментарием к повседневности, случайность которого вызывает различные эмоции. Команда Афифа провела свое маленькое наблюдение, предусмотренное художником: поведение людей, получивших флаер, фиксировалось на фотоаппарат. Несмотря на то, что необычные обрывки текста могли вызвать замешательство, никто из получивших флаер не избавлялся от него. Люди знакомились с содержанием, интерпретировали его на свой лад, делились своими впечатлениями с другими, а потом заботливо убирали яркий листок в карман или сумку. Так, с помощью простейшей деконструкции (которая уже тысячу раз сама была деконструирована и, казалось, перестала интересовать кого бы то ни было) позабытая французская пьеса разошлась по рукам и получила свое второе рождение, напомнив, что текст — это во многом игра трактовок, случайностей и обстоятельств, без которых не было бы никакого смысла.